Змеев М.В.


"Душевнобольные" и власть в России на рубеже XIX - ХХ вв.: размышляя над "Палатой №6"

             На рубеже XIX - XX вв. психиатрическая практика в России, особенно в удаленных провинциях, была не столько медицинским предприятием, сколько институтом нормативно-правового контроля, надзора и наказания. У психиатрических лечебниц (приютов, бараков, отделений) было гораздо больше общего с тюрьмой, чем с медицинской клиникой. Те же надзиратели и закрытый режим, "холодные для буйных" и смирительные рубахи как аналог карцера и кандалов. Знаменитая чеховская "Палата № 6" в этом отношении типичный образ подобного заведения, так же как весьма символична близость зданий палаты для душевнобольных и тюрьмы.
             В народной среде те формы "душевного расстройства", которые в психиатрии принято было квалифицировать как болезнь, клинический случай, рассматривали несколько иначе, в рамках традиционалистских представлений, как юродство, слабоумие, одержимость "нечистыми силами". "Дурачки", "беснующиеся", "скудоумные" лечению не подлежали, к ним относились как к малым детям, а потому и случаи обращения населения к врачебной помощи в подобных случаях были редкими. Снисходительно-равнодушным или религиозно-экзальтированным взглядам простонародья на "слабоумных" и "беснующихся" противостоял рационализированный дискурс власти-знания, для которого "ненормальные" - угроза общественному порядку и морали. У власти был особый, охранительно-репрессивный, интерес в отношении "ненормальной" публики. Это подтверждают и данные о каналах поступления "душевнобольных" в психиатрические лечебницы. В частности, в отчете о деятельности Приюта душевнобольных Пермского губернского земства за 1906-1907 гг. обнаруживается следующая статистика:
             По собственному желанию в Приют было помещено 3 человека, по настоянию родственников - 174, врачами - 244, земской управой - 32, полицией - 663, поступило из тюрем - 19, по распоряжению прокурора - 7, от воинского начальника - 31. То есть, около 84% всех пациентов были направлены в приют по распоряжению властных инстанций, или "экспертов" в вопросах общественного порядка и душевного здоровья. 28 мая 1908 г. на заседании Чердынского уездного санитарного съезда обсуждался, помимо прочих, вопрос о сопровождении душевнобольных в губернскую психиатрическую лечебницу. Участвовавшие врачи единодушно высказались по этому поводу, "что они в своей практике по отправке душевнобольных всегда получали содействие полиции, которая и по закону обязана это делать…"2. Символичные фигуры врача и полицейского сопровождают безумие на его печальном пути.
             Безумие подлежало изоляции, так же как и преступность. При этом, "на законодательном уровне не был решен вопрос о проведении предварительной врачебной экспертизы при признании лица безумным либо сумасшедшим" и "гарантии обоснованности помещения лиц в психиатрическую больницу"3. Здесь уместно вспомнить реплику чеховского Ивана Дмитрича Громова, пациента палаты № 6, в его диалоге с врачом А.Е. Рагиным:
             - А за что вы меня здесь держите?
             - За то, что вы больны.
             - Да, болен. Но ведь десятки, сотни сумасшедших гуляют на свободе, потому что ваше невежество неспособно отличить их от здоровых…4
             Провести надлежащую экспертизу было весьма трудно, а подчас и просто невозможно, учитывая некомпетентность большинства участковых и городских земских врачей в этом вопросе. Характерно высказывание доктора Рагина по этому поводу: "Все зависит от случая. Кого посадили, тот сидит, а кого не посадили, тот гуляет, вот и все. В том, что я доктор, а вы душевнобольной, нет ни нравственности, ни логики, а одна только пустая случайность"5.
             Эта диагностическая "неопределенность" безумия порождала и специфические возможности им манипулировать. Безумие легко становилось разменной монетой в политических играх: и как повод быть изолированным (арестованным), и как повод смягчения наказания. Доказательство или симуляция безумия представлялись результатом убедительной софистики или хорошей "театральной" игры, как со стороны власти, так и со стороны ее оппозиции. В.А. Вейншток в своих воспоминаниях о больнице для душевнобольных Св. Николая Чудотворца отмечал, что удачно симулировал помешательство, чтобы его перевели из Петропавловской крепости в психиатрическую больницу, откуда, как он думал, будет легче бежать6.
             Получается, что "безумие" как определенную дискурсивную модель научились использовать раньше, чем его научно распознавать и квалифицировать как клиническое явление.
             Эмпатическое и научно-специализированное отношение к душевнобольному пациенту для российской психиатрии начала ХХ в. - явление, относящееся скорее к области личной профессиональной компетенции и этики врача, нежели институционализированная практика. Психиатрия как наука и практика представляла своего рода пирамиду, на вершине которой размещалась узкая прослойка ученых-специалистов, работавших в столичных институтах и передовых клиниках губернских центров, а у основания - сотни медицинских пунктов, совмещающих и участковую амбулаторию, и стационарную больницу для разного рода больных, от хирургических и заразных до душевнобольных и сифилитиков.
             Русский психиатр П.Б. Ганнушкин в начале века в своих работах по малой психиатрии писал: "Со времени Клод Бернара (Claude Bernard) можно считать установленным, что никакой коренной разницы между явлениями здоровья и болезни не существует, что, наоборот, существует необходимая связь между феноменами того и другого порядка, что в области патологии действуют те же законы и силы, что и в норме… Человеческая психика есть настолько сложная и тонкая машина, что установление наличности в этой машине тех или других неправильностей - а такого рода неправильности можно найти в психике каждого - еще не дает ключа к пониманию психики данного лица, не дает еще права говорить о дегенерации, или о наличности в этом случае границ душевного здоровья"7. То, что было аксиоматичным для ученых типа П.Б. Ганнушкина, С.С. Корсакова, С.А. Суханова и др. отнюдь не являлось парадигмальным обязательством для множества провинциальных земских врачей, по долгу своей службы обремененных массой других обязанностей. Специализированных же заведений было крайне мало. В Пермской губернии на 1908 г. функционировал только один такой приют, в Перми, а вопрос о необходимости постройки второго, в частности за Уралом, находился только на стадии обсуждения8.
             Кроме того, условия уездных и даже губернских больниц не позволяли дифференцировано подходить к пациентам с душевными расстройствами. Врач Соликамской больницы В.П. Шипицын заявил на заседании уездного врачебного совета о необходимости устройства помещения для душевнобольных, т.к. "в настоящее время совершенно некуда размещать их. В больнице имеется одна комната, именуемая изолятором для буйных больных, но, во-первых, она совершенно не удовлетворяет своему назначению; во-вторых, одной изоляционной комнаты совершенно не достаточно, т.к. часто бывает двое-трое душевнобольных. Беспокойных же, не буйных, больных помещать совершенно некуда"9. При подобных обстоятельствах ни о какой медицинской терапии душевнобольных не могло быть речи. Основная терапия - изоляция и время. Вспомним вновь чеховского врача А.Е. Рагина, который, осмотрев вверенную ему больницу, пришел к заключению, "что это учреждение безнравственное и в высшей степени вредное для здоровья жителей. По его мнению, самое умное, что можно было сделать, это - выпустить больных на волю, а больницу закрыть"10. Но это было всего лишь нравственное убеждение врача-философа, которое отнюдь не разделяла власть.
             В одни и те же палаты помещали и испытуемых арестантов, и очевидно помешанных. С точки зрения власти, арестант, преступник - в своем роде помешанный, ибо его поведение не укладывается в установленные "рационально-гражданским" дискурсом рамки правопорядка, не соответствует нормам "психо-физиологии" добропорядочного гражданина/подданного. И арестант, и больной - маргиналы, изолированные на границах морально-этического канона "здорового общества". Как выразился заведующий Пермским губернским Приютом душевнобольных В.И. Реймерс в отношении арестантов и лиц, находящихся на испытании в Приюте, "будучи по большей части дегенератами, т.е. людьми со значительно пониженным или совершенно исчезнувшим нравственным чувством…, - эти люди являются тяжким крестом для больницы"11. Врачи неоднократно высказывали желание "развести" клиники для явных помешанных и арестантские отделения, однако, по словам того же Реймерса, "к сожалению, все подобные желания до сих пор остаются лишь мечтами". Тюрьма и психиатрическая клиника были спаяны в функциональный тандем в рамках действующих властных отношений.
             В качестве эпилога: "Недалеко от больничного забора, в ста саженях, не больше, стоял высокий белый дом, обнесенный каменной стеной. Это была тюрьма. "Вот она действительность!" - подумал Андрей Ефимыч, и ему стало страшно"12.


Примечания:
1.Реймерс В.И. О деятельности Приюта душевнобольных Пермского губернского земства с 1-го октября 1906 г. по 1-е октября 1907 г. // Врачебно-санитарная хроника Пермской губернии. 1908 г. № 3 - 5 (март - май). С. 4.
2.Журнал заседания Чердынского санитарного съезда. Заседание 28 мая 1908 г. // Врачебно-санитарная хроника Пермской губернии. 1908 г. № 6 - 8 (июнь - август). С. 31.
3.Курбанов М.А. Гражданско-правовые отношения в сфере психического здоровья: исторический аспект // Независимый психиатрический журнал.2004. № 1 // http://www.npar.ru/journal/2004/1/legislation.htm
4.Чехов А.П. Палата № 6 // Чехов А.П. Собрание сочинений: Повести. Рассказы (1892 - 1895). - М.: Мир книги, Литература, 2008. С. 48.
5.Там же. С. 48.
6.Вейншток В.А. В больнице Николая Чудотворца (из пережитого) // Вестник знания. 1907. №№ 8, 9, 10-11. № 8. С. 15.
7.Ганнушкин П.Б. Постановка вопроса о границах душевного здоровья // Ганнушкин П.Б. Клиника малой психиатрии // http://www.psychiatry.ru/book_show.php?booknumber=6&article_id=1
8.Врачебно-санитарная хроника Пермской губернии. 1908 г. № 1 (январь). С. 15.
9.Журнал заседаний Соликамского врачебного совета. Заседание13 августа 1907 г. // Врачебно-санитарная хроника Пермской губернии. 1908 г. № 2 (февраль). С. 23.
10.Чехов А.П. Палата № 6. С. 38.
11.Реймерс В.И. О деятельности Приюта душевнобольных Пермского губернского земства с 1-го октября 1906 г. по 1-е октября 1907 г. // Врачебно-санитарная хроника Пермской губернии. 1908 г. № 3 - 5 (март - май). С. 3.
12.Чехов А.П. Палата № 6. С. 72.