О.В. Лысенко
Презентации
учительства: трансформация поведения человека традиционной культуры в
меняющемся обществе
Перед началом
изложения своих представлений и наблюдений способов презентации современного
педагога, мне хотелось бы рассказать об одной ситуации, участником которой я
был несколько лет назад. Меня тогда пригласили прочитать курс по философии
образования в группе студентов-заочников, которых готовили к работе школьных
психологов и логопедов. Сам вуз был из
числа тех, которые принято называть не основными, в том смысле, что это был,
кажется, филиал одного из столичных вузов. Как водится, сперва были прочитаны
установочные лекции. Будучи убежденным сторонником социологического подхода к интерпретации смысла
образования, на протяжении нескольких дней я пытался убедить своих студентов (а
многие из них уже имели опыт работы в школе), что образование есть институт,
обслуживающий в первую очередь государственные и общественные интересы. Что не
стоит чересчур серьезно относится к декларациям о «воспитании свободной
личности», «субъект-субъектным отношениям» и прочим общим местам педагогической
риторики. Группа напряженно слушала, некоторые из студентов согласно кивали в
такт, другие демонстрировали деловитость, строча конспекты. Каково же было мое
удивление, когда на экзамене в устных ответах отдельных студентов вновь
зазвучали трескучие фразы о «духовном развитии», «самореализации ребенка»,
«свободе личности» и т.д. и т.п.
Такое,
вообще-то, случается не часто. Любой нормальный вменяемый студент (и коллеги-преподаватели
это должны подтвердить) в первую очередь стремиться воспроизвести слова
преподавателя, чтобы получить свою отметку. Ответы невпопад обычно бывают у
тех, кто пропустил занятия, и готовился по какому-либо случайному учебнику. Но
здесь было все иначе. Эти ответы звучали из уст весьма прилежных студентов,
явно претендующих на высокие оценки, излагающих свои взгляды уверенно, в хорошо
заученных, гладких фразах. И даже когда я попытался сбивать эти монологи
вопросами и выражением недоумения, они твердо продолжали избранную линию
ответа. Одна из девушек даже расплакалась, когда я стал требовать изложить суть
вопроса в ином, социологическом ракурсе.
Что это было?
На мой взгляд, я столкнулся с ярко выраженной презентацией учителей, настолько
освоенной и присвоенной, что даже элементарные инстинкты социального
самосохранения не смогли вытеснить ее из сознания. При этом я заметил, что так
поступали как раз те, кто уже работает в школе. Ничего подобного, например, не
происходит среди студентов педагогического университета: последние просто не
успели еще стать настоящими педагогами. Рассмотренный выше эпизод ставит перед
нами несколько вопросов, которые я и хотел бы рассмотреть в этой статье. В
первую очередь, это вопрос о соотношении понятия презентации с другими научными
концептами, стоящими в том же ряду – идентичность, интеракция, ритуал. Не
лишним будет и попытка вписать презентацию в более широкий контекст
социологической теории, и понять, как осуществляются презентации в рамках
институтов и профессиональных сообществ. Далее лично для меня важен и
прикладной аспект этой проблемы, а именно – каковы способы презентации
определенной профессиональной группы, а именно учителей средней школы.
Есть
несколько теоретических научных конструкций (если угодно – дискурсов), в рамках
которых бытует понятие презентации. Весьма,
например, примечательна попытка рассмотреть презентацию (и неразрывно связанную
с ней идентичность) в рамках концепции М. Фуко, предпринятая А.И. Казанковым.[1]
Можно назвать эту попытку историко-философской. Согласно его доводам, идентичность
современного человека должна быть поставлена под сомнение. Если в рамках
традиционного общества идентичность возникала из принадлежности человека к
определенному первичному коллективу (семья, община, род, «domus»),
задавалась на всю жизнь, была метафизичной, а потому беспроблемной, то
современное общество, с его расчлененностью различных сфер жизни, отдаленностью
личного и публичного, индивидуализацией сознания, высокой динамикой социальной
мобильности и биографизацией судьбы, требует от человека исполнения слишком
многих социальных ролей, чтобы одна из них закрепилась и стала доминирующей.
Современный человек, согласно М. Фуко, распахнут перед обществом и властью.
Последние требуют от него подчинения дисциплинарным техникам, определяя тем
самым его нормальность. Исторически это произошло в рамках придворного
общества; этот процесс описывается в работах Н. Элиаса. «Дикие бароны», вынужденные искать при дворе
легитимности своего существования и новых источников дохода, вынуждены были
осваивать новые для себя презентации, надевая маски цивилизации, куртуазности,
галантности, то есть переставали быть самими собой. По
мере того, как дисциплинарные техники получали свое распространение, необходимость презентовать себя
распространилась практически на все социальные слои общества и на все сферы
жизни. То есть презентация стала единственным реальным способом существования
человека, и на вопрос «кто я?» представитель современного общества может только
указать на одну или несколько своих
масок, не имея достаточных оснований останавливаться на конкретной. Тем
самым идентичность становится относительной, и на этом основании объявляется
фикцией.
Такой подход
обладает несомненным эвристическим потенциалом. Его можно использовать при
рассмотрении генезиса практик современного человека. Но есть и один
существенный недостаток. Приравнивание отсутствия единой идентичности к полному
отсутствию всякой идентичности не представляется правильным.
Сначала
приведем аналогию из иных социологических теорий. Ни один здравомыслящий
человек не сможет сказать, какая главная ценность (или норма) является
доминирующей на протяжении всей его жизни. В лучшем случае мы можем говорить о
более или менее устойчивой иерархии ценностей, да и то подверженной сиюминутным
колебаниям. На этом основании можем ли мы утверждать, что индивид вообще не
имеет никаких ценностей? Такой же пример можно привести и по поводу социальных
ролей, мотивов, статусов и т.д. Можно возразить, что эти примеры не репрезентативны,
поскольку идентичность по своей сути есть нечто основополагающее, более
основательное, чем ценность и роль. Что ж, для ответа на этот вопрос обратимся
к концепциям интерпретативной
социологии, откуда, собственно, и взяты термины идентичности и презентации.
Согласно Дж.
Миду, идентичность есть результат принятия роли другого и интернализации
обобщенного другого. Это происходит в процессе коммуникации, или, в терминах
самого Дж. Мида, интеракции. При этом сама личность имеет две части, которые Мид
обозначает «I» и «Ме». Последняя часть представляет собой то, что видят в
человеке другие. «Однако в человеке всегда есть то, что отличает его от общих
стандартов, трансформирует их особым образом в его индивидуальность. Эту
сторону личности Мид обозначил термином "I"»[2]. Эти две части взаимодействуют друг с другом.
«Для возникновения идентичности необходимо, чтобы личность реагировала на саму
себя. Это социальное поведение создает условие для поведения, в котором
проявляется идентичность… отдельный человек до тех пор не является
идентичностью в рефлексивном смысле этого термина, пока он не станет для себя
объектом»[3].
Таким образом, уже в начале возникновения интерпретативной социологии
идентичность рассматривалась как процесс, как непрерывное декларирование себя в
интеракциях, самооценка своей декларации и следование ей.
Эта идея
получила продолжение у многих социологов, в том числе и тех, кто не относится
напрямую к продолжателям традиции Дж. Мида. Так у Р. Парка есть высказывание о
маске: «… исполняемые нами роли тоже являются масками нашей истинной самости –
той самости, которую мы желаем (курсив мой – О.Л.) иметь….
Исполнение роли становится нашей второй натурой и интегральной частью
личности.»[4]
Сам Х. Абельс
так комментирует этот фрагмент: «речь идет не о том, кем мы кажемся, а о том,
кем мы желаем казаться, а это уже говорит кое-что о нас самих».[5]
Еще более
точно вопрос о соотношении презентации и идентичности рассматривается самим И.
Гофманом. Для индивида свойственно управлять впечатлениями других, стремиться
создать за счет драматических постановок, фасадов и мистификаций образ, который
он почитает наиболее удачным для себя. Презентуя и представляя себя другим,
человек способен сам со стороны оценить, насколько ему это удается. Опираясь на
это рефлексивное впечатление, с купе с оценкой, высказанной со стороны наиболее
близких и референтных зрителей, индивид в дальнейшем либо закрепляет
достигнутые позиции, воспроизводя презентацию снова, либо корректирует свое
поведение.
При этом
новые социальные ситуации требуют непрерывного обновления презентации.
Возможно, в рамках традиционного общества и существовала возможность простого
воспроизводства уже сложившихся форм презентации, что обычно именуется термином
«ритуал». Общество современного типа нацелено не столько на воспроизводство
образца, сколько на генерацию нового опыта. Так фирма, занимающаяся выпуском
товара, непрерывно совершенствует свой ассортимент, рекламу, условия продажи.
Ученый вынужден раз за разом выдавать на гора новые (качественно новые!)
тексты. Политик должен генерировать новые идеологемы. Даже на уровне фасадов
общество требует от нас обновлений: одежды, автомобилей, взглядов. Оставаясь
прежними, «равными себе», мы рискуем выпасть из общего потока. Презентуя новое,
мы тем самым декларируем развитие своей идентичности, а затем вынуждены
следовать за декларируемым, дабы не
попасть впросак. Такова карьера: выдвижение претензий и их подтверждение.
Такова биография, воспринимаемая современным человеком только в вертикальном
разрезе: как восхождение либо падение.
Но вернемся к
примеру с учителями. Подходит ли данная теоретическая конструкция для них?
Разумеется. Причем особенности презентационных техник учительства особенно ярко
проявляются в ситуациях официоза, когда доминирующей формой поведения является
ритуал. Впрочем, и в будничных рутинных процедурах это тоже представлено. Кроме того, можно выделить три основных типа
взаимодействия, заданного рамками института образования: с учениками, родителями и коллегами. Соответственно для каждой из этих ситуаций
существует собственный набор презентационных техник, которые мы попытаемся
рассмотреть динамически.
В официальных
школьных ритуалах учитель выступает в роли наставника, образца для подражания,
сеятеля «разумного, доброго, вечного», обладателя сокровенного знания,
бескорыстного подвижника, жертвующего собственным благополучием ради высокой
миссии. В официальных школьных ритуалах
перед зрителем разыгрывается обобщенный образ учителя, в котором символически
слиты практически все культурные смыслы педагогической деятельности, поскольку
и зритель здесь разнородный. Линейки 1 сентября, Последний звонок, выпускной
вечер собирают и учеников, и родителей, и администрацию. В предыдущих работах
мною уже рассматривались подробно культурные образцы поведения учительства,
источники его драматических действий.[6]
Здесь имеет смысл более остановиться на презентациях, практикуемых в
повседневности.
Основным
содержанием презентационных техник, применяемых учителем перед классом, следует
считать выражение превосходства. Фасадом такого взаимодействия служит школьное
здание, пространство которого разделено на зоны строго контролируемого доступа
(учительская, служебные кабинеты), зоны официального общения (классные
кабинеты, в которых, в свою очередь есть градация от учительского стола до
«камчатки»), зоны относительно свободного общения (коридоры), наконец – зоны
почти не контролируемые педагогами – туалеты, закутки, пространство «за углом»
и т.д. Попадая в маркированное таким образом пространство, ученик четко
осознает собственное подчиненное положение.
Проведенные
совместно с учениками старших классов мини-исследования, построенные на
методике включенного наблюдения, показали, что взаимоотношения учителя и
ученика не стоит трактовать как
однозначное подавление воли последнего или патернализм (а такого рода трактовки
свойственны некоторым из коллег). Скорее перед нами целый набор приемов и
средств, варьируемых в зависимости от ситуации от выстраивания отчуждения с
элементами мистификации, до семейного покровительства. Например, на уровне
языкового поведения учитель чаще всего демонстрирует причастность к
сокровенному знанию, недоступному большинству из учеников. Это может выражаться
в нарочито небрежном, с использованием просторечных слов и уменьшительных форм
имен изложении материала (по истории), либо в произнесении сложных, заведомо
непонятных для ученика фраз (иностранный язык), либо в увлечении специальной
научной терминологией. Такого рода действия должны показать, насколько далек
ученик от совершенства, и как знаком с материалом сам учитель. Проявляется
такая черта и в обычных обращениях: «народ», «ну-с, дети» (это к 15-ти летним!),
«гаврики», «мясо» и т.д. Весьма любопытны и зафиксированные практики
поощрительных, либо наказывающих фраз. В первом случае типичным является
обращение на «ты», по имени, и даже в уменьшительно-ласкательной форме, по
ласковому прозвищу типа «солнышко!», «ласточка!», «печéнька» (!), что очевидно
близко к семейному типу взаимоотношений. При этом сохраняется иерархичность
взаимоотношений, но сама коммуникация становится эмоционально теплой,
благожелательной. Напротив, при необходимости вынести наказание учитель
переходит на казенный язык, называет по фамилии и на «вы». В некоторых случаях
встречается и прямая брань.
Эти вариации
презентаций неравномерно распределены по годам обучения. Так, первое знакомство
учителя-предметника с классом скорее пройдет в официальном тоне. Как
признавался один из коллег-преподавателей, в первый раз в класс следует входить
с выражением разъяренного тигра, с тем, чтобы потом иметь возможность
смягчиться и завоевать доверие. По мере возникновения истории взаимоотношений
семейные формы презентации становятся преобладающими. Апофеозом сближения
становится выпускной, где дистанции за общим столом с шампанским и иными
спиртными напитками стремительно сокращаются.
Иное дело –
родители. В их лице учитель сталкивается с персонализированной разновидностью заказчика,
в обобщенном виде представляющего собой общество. Поскольку в рамках официального ритуала
учитель ведет диалог с некоей абстракцией (общество, государство), там не
предполагается иного рода ответа от родителей, кроме ритуального «спасибо!»,
можно с цветами и подарками. В процессе подготовки официальных школьных
праздников предусмотрено даже специальные согласования между организаторами со
стороны школы и родителями, что именно, кому и в какой момент те должны будут
сказать и подарить. Иное дело рядовые встречи учителя и родителей, например на
родительских собраниях. Здесь действие менее регламентировано, подчинено
практическим целям. Конечно, учитель продолжает играть в мистификации,
демонстрируя служение высокому, подвижничество,
жертвенность. Но у конкретных родителей есть вполне конкретные интересы, и
диалог приобретает более напряженный характер, с меньшим благодушием и пафосом.
Кроме того, в связи с коммерциализацией образования меняется и характер
восприятия учителя. Родитель может предъявить претензии по поводу некоторых
прав ребенка, он не готов платить любую цену (и в символической, и в реальной
форме) за учительские услуги. Поэтому исход такого диалога предсказать труднее.
Стратегия разговора меняется, и возникают новые формы презентации.
Главная из
них – рационализация сотрудничества. На смену ритуальным формам консолидации
приходят попытки апеллировать к реальным интересам родителя и ребенка –
грядущие экзамены, необходимость оградить от вредного влияния извне (от улицы,
криминала, телевизора и т.д.), практическая польза от новых учебных курсов,
грядущее поступление в вуз. Часто классный руководитель выступает как посредник
между родителями и школьной администрацией, другими учителями-предметниками,
защитник интересов ученика. Так, классный руководитель может организовывать
встречу родителей отстающего ученика с предметником, имеющим претензии;
пристроить к репетитору; донести позицию родителей до директора и завучей, и
т.д.
Цель таких
демонстраций – «перетащить» родителя на свою сторону, взять в союзники, убедить
в собственной компетентности и полезности, дезавуировать возможные упреки.
Сегодня в идеальном варианте это заканчивается организацией спонсорской помощи.
Лучшим примером является создание попечительских советов класса и школы. Это
выглядит так. Классу или школе необходимо что-то приобрести. Классный
руководитель на собрании объясняет, почему и зачем это необходимо, как это
повлияет на ребенка. После чего процесс передается в руки самих родителей,
точнее – уполномоченных представителей, выбранных в попечительский совет. Те
уже сами, без вмешательства со стороны, разверстают средства между остальными
родителями.
Не менее
значимы и презентации в среде самих учителей. Они служат как типичным для любой
профессиональной группы целям – демонстрации солидарности и сплоченности,
легитимации правил поведения группы, повышению личного статуса, так и
специфическим целям педагогов – отработке обобщенной ритуальной позиции, обмену
информацией об учениках, родителях и начальниках. Здесь также можно выделить
презентации ритуальные, закрепляющие нормы, и презентации релаксирующие,
предназначенные только для узкого круга. Примером первых служат драматургические
действия, практикуемые на педагогических советах, конференциях, конкурсах
«Учитель года». Приведенный в начале статьи пример как раз такого рода. Коммуникации,
возникающие в рамках этих мероприятий, можно охарактеризовать как
«Родитель-Родитель», если воспользоваться терминологией Э. Берна. Иное дело –
посиделки в узком кругу, посвященные календарным праздникам и дням рождения,
где в ходу спиртное, где исчезает необходимость демонстрировать друг другу
нормы, где происходит компенсация излишнего официоза повседневности. Учитель на
некоторое время может стать обычным человеком, подверженным всем слабостям. В
наблюдениях за такими вечеринками встречались не только курение и флирт,
рискованные шутки и фривольные конкурсы, но и такая экзотика, как танцы на
столах (!) и игры «в бутылочку» (особенно когда начальство уже убыло).
Подытоживая
эти наблюдения, в качестве резюме можно выдвинуть утверждение, что презентация,
как форма социального и культурного поведения подвержена постоянным изменениям.
Сугубо традиционные по сути и используемым средствам формы презентации
учительства, уходящие корнями в вековую историю образовательного института,
сегодня наполняются новым содержанием. Разумеется, это есть следствие
трансформации самого института (и общества). Но, одновременно, это и способ более
или менее адекватного реагирования на новые реалии со стороны отдельно взятого
человека. Это, если угодно, предъявление своему социальному окружению некоего
нового проекта собственной идентичности, выходящей за рамки привычного образа,
продиктованного институтом и обычаем, хотя и не порвавшего с ним до конца. Так
традиционный мир образования становится элементом современного мира.
Лысенко Олег
Владиславович – кандидат
социологических наук, доцент кафедры культурологи Пермского государственного
педагогического университета. E-mail: oleg-lysenko@yandex.ru