Резник Н

Резник Н. Ю.

Вещь в философии городского потребления

Современный город – не эклектичная схема строительных стилей и инженерных конструкций, но «воплощение духа», отражение мировоззрения эпохи, зримая философия своего времени. «Стиль» в архитектуре и градостроительстве понимается уже не с точки зрения ансамблевого подхода, но шире — как «стиль жизни», «стиль поведения»[i]. Спектакль жизни большого города предполагает наличие «архитектурных кулис», декорированных малыми, мобильными формами городского окружения (наружной рекламой, витринами супермаркетов) и зрителей – солистов и массовки.

В рамках прогрессирующего феномена «метросексуальности» (термин введен в 2002 г. журналистом Марком Симпсоном на страницах американского интернет-издания Salon.com) – появление в крупных городах гетеросексуальных особей мужского пола, тратящих много средств на улучшение своей внешности и поддержание имиджа – отмечается тенденция направленности собственной сексуальности непосредственно на мегаполис. Важно отметить, что метросексуальность не исчерпывается лишь экономически детерминированным превращением мужчин в класс активных потребителей чисто женских товаров и услуг (бутики, салоны красоты, парфюмерные магазины), но имеет гораздо более широкий социальный контекст. Популярный сериал «Секс в большом городе» демонстрирует яркие образы нью-йоркских женщин – метросексуалок, реализующих собственную сексуальную энергию посредством шоппинга в дорогих бутиках, прогулках в дорогих вещах по Манхэттену (туфельки Маноло Бланик), даже не нуждаясь при этом в одобрении со стороны противоположного пола. Эффект восхищенной (и завидующей) толпы, оценивающей привлекательность героинь, заменяет взгляд влюбленного мужчины.

Пытаясь сконструировать собственное «урбанистическое амплуа», стремясь «солировать» в уличной толпе, необходимо «отличаться, чтобы быть замеченным».

Т. Веблен отмечал как следствие анонимности жизни в большом городе осознанную необходимость написания потребляемыми вещами текста, подписи, подтверждающей богатство человека, которая «должна быть сделана такими буквами, которые бы читались на бегу». Огромная популярность «говорящих» вещей, снабженных ярлычками дорогих марок на лицевой стороне, сегодня связана со специфическим городским набором культурных символов и ценностей, предписывается культурой и приобретается через социализацию в урбанистическом локусе.

Переворот в культуре потребления связан с эпохой «фордизма» (внедрения конвейерного производства), основанной на высоких зарплатах рабочих и низких ценах на машинную продукцию. Обусловленное этим феноменом, массовое потребление стало доступным для всех и детерминировало процесс переноса акта потребления с самой вещи на ее ценника, который, подобно погонам, указывал на статус владельца. «Тело, одежда, речь, машина, место отдыха должны рассматриваться как признак индивидуального вкуса и стиля владельца/потребителя»[ii]. Вещи превращаются в «символический конструктор», с помощью которого можно сконструировать любой образ и примерить на себя любую роль. Городское потребление оказывается расположенным на гиперреальном уровне (Ж. Бодрийар), заменяющим вещь самой идеей ее покупки (Эйдос вещи искусственно заменяется брендом). Учитывая то, что потребляются идеи, а не вещи (то есть потребление носит идеальный характер), оно не имеет материального насыщения.

В России потребительское общество формируется на фоне экономического спада, а не подъема (как в 50-е и 60-е гг. в Америке и Европе), что обусловливает локальные особенности формирования общества консюмеризма. Наглядным примером «невключения» в потребительскую гонку в урбанистическом локусе может служить феномен «петербуржского стиля» в одежде. Особенно ярко проявляется особенность уличного стиля в питерской моде в сравнении с московским. Столичный дресс-код диктует создание имиджа «денежного» и преуспевающего яппи, ведущего здоровый и активный образ жизни. В Петербурге демонстрировать вложенные в одежду капиталы считается дурным тоном. Акцент делается не на «упакованность» в одежду дорогих марок, а на индивидуальность в ее выборе и манере носить. На питерских улицах практически невозможно удивить кого-либо экстравагантной и, порой, нелепой одеждой. Причудливое смешивание одежды секонд-хэнд, вещей из бабушкиных сундуков, изготовленных способом «hand-made» и современных фабричных изделий формирует особый «петербуржский стиль». Молодой модельер Петербурга Алена Ахмадуллина сравнивает «петербуржский стиль» с пониманием моды японским дизайнером – деконструктивистом Рей Кавакубо (Comme des Garsons), изменившей конструкцию европейской одежды, сделав ее незавершенной и ассиметричной. Незавершенность и чисто японская недосказанность ее моделей стимулируют творческое начало и позволяют каждому придумывать новые способы ношения этой одежды. Свободные формы позволяют ощущать комфорт, не превращаясь в объект социальной или сексуальной манипуляции (История домов Моды). Показательно, что ценителями творчества Рей Кавакубо во всем мире являются интеллектуалы и люди искусства – художники, актеры, архитекторы (обителью которых всегда был Петербург).

Московский стиль в одежде представляет собой четко детерминированную систему знаков. Ярко иллюстрирует данный феномен опубликованный на множестве различных сайтов Рунета монолог современного менеджера (пользующийся рекордной популярностью среди читателей): «Мы влились во всемирный рыцарский орден менеджеров, в самую массовую секту, обрядившись в ритуальный темный однобортный костюм, черные ботинки и неяркий галстук. Отличительные знаки нашего теневого ордена – торговые марки. Рядовые носят Benetton, сержанты – Berghaus. Звание лейтенанта присваивается с покупкой пиджака от Pierre Cardin. Майор одевается в Hugo Boss, полковник носит Gucci. Пришиваемая вручную подкладка генеральских мундиров снабжена магическим квадратом с надписями Armani, Versace, Ermengildo Zegnia. Наша медаль «За отвагу» – золотой Parker в нагрудном кармане, наш орден Ленина - Patek Phillipe на левом запястье…»

Московский потребительский стиль заставляет конструировать и удерживать идею самих себя, свой образ, свою «айдентити». В то время как вещи – носители «петербуржского стиля» означают – «мне безразлично мнение других» (на улицах Петербурга не принято рассматривать друг друга), в московском модном топосе становится архиважным конструирование собственной «столичной» идентичности (вероятно, из-за огромного притока инородных элементов в локусе). Потребляется не сама вещь, а ее отражение в глазах окружающих. Прилагаются огромные усилия к созданию высокостатусного имиджа посредством показного потребления (не соответствующего реальным доходам). Наглядно демонстрирует исторические корни данного феномена картина Федотова «Завтрак аристократа» (противоречие между публичным и личным уровнем потребления). Особенности столичной потребительской культуры четко отражает мысль американского социолога Элисон Лури: «Плохо одетый человек сразу же подозревается в нечестности, глупости и отсутствии таланта». Локальная городская среда как «котел текстов» (Ю. Лотман) с ее напластованиями текстуальных мессиджей, формирует кодированное информационное пространство, превращая вещь в знак, а человека в вещь.

Резник Наталья Юрьевна – аспирант кафедры философии и религиоведения Пермского государственного технического университета. natalyrzk@mail.ru