Колдушко А.А.

Презентационные практики местной партийной номенклатуры в 1930-е годы

Партийная номенклатура, являясь руководящей силой государства, осуществляла кроме стандартных действий, предусмотренных спецификой управленческой деятельности, функции иного порядка. Номенклатура должна была быть образцом для подражания рядовым партийцам и всего народа. Поэтому презентационные практики партийной номенклатуры имеют исключительное значение: «внешняя» сторона славы руководящего работника «выпячивалась», даже ритуализировалась.

Партийный лидер был призван, во-первых, вообще представлять партию в трудящихся массах, во-вторых, представлять партийную политику центра.

В первой половине 1930-х гг. партия была представлена партийной массе в качестве четкой иерархически подчиненной пирамиды, верхней частью которой был один «главный» вождь и вожди «помельче», представляющие региональные партийные комитеты. Несомненно, таким вождем местного значения в уральском регионе являлся И.Д. Кабаков, первый секретарь Свердловского обкома ВКП (б) с 1930 г. Как отмечается во многих документах, в Свердловской областной партийной организации существовал культ Ивана Дмитриевича Кабакова. В Свердловском обкоме ВКП (б) сложилась практика единоличного решения вопросов Кабаковым: «говорить здесь о какой-либо коллегиальности нельзя – никакого коллегиального решения вопросов в обкоме не было, а все вопросы решал Кабаков»[i]. «Слово Кабакова по существу было законом»[ii], «Кабаков фактически был иконой Свердловской парторганизации, все обожествлялось, все преклонялось перед словами, перед предложениями и т.д.»[iii]. «Нет отдельных портретов членов Политбюро, а портрет Кабакова обязательно есть». Практика переименований населенных пунктов, названий в честь вождя, бурные овации – все это в точности копировалось и местными партийными руководителями. На карте Свердловской области существовал город Кабаковск, в честь Кабакова назывались колхозы и т.д.

Кроме того, свои «культики» существовали в городских и районных партийных организациях. «В такой организации, как уралмашевской, где Авербах (первый секретарь Орджоникидзевского райкома ВКП (б) г. Свердловска – А.К.) всю систему руководства строил … на основе вопиющих фатов подхалимства и угодничества… Авербах в Москву – провожают, из Москвы – встречают, цветы преподносят»[iv]. Следует отметить, что подобная практика имела место и во многих других районах, и не только среди партийной номенклатуры, но и в сфере советско-административной работы, а также на производстве.

Как видим, внешняя сторона презентаций региональных партийных лидеров перед партийными массами до большого террора представляла собой череду спектаклей, копирующих поведенческие практики, стиль одежды, бурные овации при выступлениях и др.

Партийную политику, отражающуюся преимущественно в официальных публикациях и выступлениях, региональные руководители транслировали в практически неизменном виде из центра. Однако ее интерпретация была не всегда корректной.

Насколько эффективно выполнялись постановления и решения Центрального Комитета партии и Совнаркома, рассмотрим на примере осуществления постановления Совнаркома СССР и ЦК ВКП (б) «О работе железнодорожного транспорта», принятого 3 июля 1933 г. Согласно этому постановлению, «Совет Народных Комиссаров Союза ССР и Центральный Комитет ВКП (б) считают главной причиной совершенно неудовлетворительной работы железных дорог недостатки руководства, недостатки организационного характера, все еще не изжитый, окончательно обанкротившийся канцелярско-бюрократический метод руководства железными дорогами, начиная от районов и дирекции и кончая центральными управлениями Народного комиссариата путей сообщения»[v]. В данном постановлении также была осуждена практика подбора кадров не по деловому признаку: «…когда коммунисты из руководящих кадров, занимая ответственные посты на транспорте, не знают, не изучают серьезно техники дела и попусту кичатся своим партийным билетом, между тем как знающие дело и умеющие работать беспартийные работники оттираются от руководства»[vi].

Пермский горком партии четыре раза решал в течение двух месяцев вопрос о помощи железнодорожному транспорту: было решено выделить 10 квартир, 40 квалифицированных рабочих, снять 130 железнодорожников с предприятий и отправить работать на железную дорогу. В результате организованный по решению Совнаркома и ЦК ВКП (б) политотдел железной дороги получил полквартиры, вместо 40 квалифицированных рабочих – несколько «дезертиров с производства», трех хромоногих и двух безногих работников[vii]. Директор завода №19, отправивший работать на железную дорогу калек, на бюро горкома дал следующие пояснения своему поступку: «Ведь тогда не было указано, кого посылать, а было указано, что нужно посылать всех бывших железнодорожников»[viii].

«Большой террор» 1937 г. полностью перечеркнул прежние презентационные практики, касающиеся представления партии в трудящихся массах. Хозяевами в партии и в регионах становятся начальники отделов НКВД, а новое партийное руководство просто не может сориентироваться, как правильно презентовать себя.

После окончания циклов репрессий, касающихся как номенклатуры, так и руководства карательных органов презентационные ориентиры номенклатуры приобрели иной характер, уже без претензий на вождизм. Перед нами предстает образ скромного чиновника, однако, выделяющегося из общей партийной массы. Факты «непосредственного участия» секретаря райкома ВКП(б) в хозяйственной жизни вверенного региона отнюдь не поощрялись. На одном из партийных заседаний было отмечено: «Сам секретарь вместе с председателем РИК тащат борону, а в то время за штакетником стоят колхозники и улыбаются, как секретарь РК вкупе с председателем РИК сеять помогают[ix]…»

Даже секретари сельских райкомов были вынуждены соответствовать образцу номенклатурного работника. Так, на втором пленуме Пермского обкома ВКП(б) Гусаров отметил: «Лучше всего секретарям райкомов и председателям РИКов не иметь скота, а то просто некоторых не поймешь, то ли он секретарь, то ли «христианин». <…> Вообще не к лицу секретарям РК и председателям РИКов хозяйством обзаводиться. Вы партийные руководители прежде всего»[x].

Активно формировался образ грамотного управленца, разбирающегося как в вопросах партийной жизни, так и технологии промышленного и сельскохозяйственного производства. Новым образцом стал партийный руководитель – специалист. Несоответствие этому образцу вызывало не только неодобрение, но и насмешки со стороны сослуживцев. «У нас на днях был такой факт, мы заслушивали на Президиуме Оргкомитета Верховного Совета по Пермской области доклад председателя Соликамского райисполкома, буквально чувствовалось, что он доклад делает по шпаргалке и ничего не знает. Вопрос зашел о лущении, мы ему говорим в шутку – что вы говорите, ведь это ругательское слово, он говорит: «Ох, черти эти агрономы, опять подвели!» (в зале смех). Ему в шутку сказали, а он агрономов всех обвинил, что они ему подложили свинью. Это показывает о том, что он невежда, не знает, чем руководит. Как можно руководить хозяйством, не зная основных средств производства, не зная методов работы в этой отрасли. Так могут руководить верхогляды, так могут руководить люди, которые работают по-чиновьичьи, по-казенному»[xi].

Функция трансляции партийной политики номенклатурой в местные организации ВКП(б) сохранилась в прежней форме – простое дублирование общесоюзных материалов в соответствующих региональных изданиях, крупных партийных кампаний, например, «О мерах охраны общественных земель от разбазаривания», «О развитии общественного животноводства в колхозах» и др.

Презентационные практики местной партийной номенклатуры выступают как индикатор политики высшего руководства страны в отношении региональных руководящих работников. Общий образ номенклатурного работника, формирующийся для партийной массы, безусловно, изменился: от вождя местного значения до предельно функционального специалиста, однако роль транслятора партийных решений центра сохранилась.

Колдушко Анна Анатольевна – аспирант кафедры государственного управления и истории Пермского государственного технического университета. koldushko@mail.ru