Папушина Ю.О.
Понятие «функциональность»
в работах Ж. Бодрийяра
Понятия
«функциональность» и «функциональное» являются в работах Ж. Бодрийяра
центральными, с их помощью он пытается создать инструмент для анализа
многообразия смыслов потребления. Прежде всего, французский ученый выделяет два
состояния вещи: «быть используемой» («квалифицироваться функцией») и «быть
обладаемой» («квалифицироваться субъектом»)[i].
Из такого разделения выводится двойственный статус вещи: «функциональный» и
«субъективный». В данном случае функциональность – участие вещи в практическом
освоении мира субъектом, противостоящее психологическому по происхождению
обладанию. Функциональное также определяется как «явный дискурс»,
«неспецифическое качество вещи». Далее этот вид функциональности будем называть
«внешняя функциональность». «Внешняя функциональность» проявляет себя в связке
«внешний мир – человек – техника». В этой связке происходит столкновение
человека и технической системы, имеющее далеко идущие последствия для
функциональности, о которых чуть ниже. Здесь же отметим, что во «внешнюю
функциональность» мы включаем технические характеристики вещи, поскольку оценка
прогресса техники происходит с позиции практического результата для человека и
человеческого общества.
Обладание
(названное Бодрийяром «субъективным статусом») далее будем называть «субъектная
функциональность». Она появляется как ответ на два вопроса, с которыми индивид
сталкивается в процессе социальной жизни. Первый – это ориентация в социальном
пространстве. «Субъектная функциональность» заключается «в сведении к привычной
для себя форме».
Второй –
изживание сексуальности и компенсация, сублимация, изживание страха кастрации,
страха смерти, невроз и одиночество. Решение этих психологических конфликтов
внутри индивида заставляют его искать окружение, которое бы лишь отражало его
самого, не требуя прилагать усилий для построения отношений с другими людьми.
Таким окружением становятся домашние животные и вещи. Таким образом, по своей
психологической роли вещи приравниваются к животным с их способностью принимать
ласки и на свой лад их возвращать[ii].
Сфера активности человека в такой психологически комфортной ему среде –
обнаружение недостатка или нехватки в, казалось бы, гармоничной системе и его
устранение, а также установление социальных связей по поводу вещей. В последнем
случае вещь становится посланием миру[iii].
Иными словами, вещь обретает коннотации, значимые для узкого домашнего мирка,
становясь содержанием и каналом коммуникации одновременно.
Все поле
потребления, которое, по мнению Ж. Бодрийяра, определяется и управляется
«субъектной функциональностью», определяется им как «поле господства и игры».
«Господство» понимается Бодрийяром как преодоление времени и пространства,
которые по определение ограничивают познавательные и физические возможности
человека[iv].
«Игра» – это механизм манипулирования формами предметов, их количеством,
назначением[v].
«Внешняя и субъектная функциональность», конечно, не изолированы. Описанное
выше разделение является, безусловно, идеально-типическим. Формируя идеальные
типы, Ж. Бодрийяр преследовал цель раскрыть сложность структуры
«функционального» в западной потребительской культуре. Чтобы рассмотреть
сосуществование этих двух идеальных типов необходимо вернуться к столкновению
человека и техники и к последствиям, которые это столкновение имеет для вещей и
функциональности. Суть столкновения человека («субъектной функциональности») и
техники («внешней функциональности») в том, что технические вещи приобретают культурно-психологические
коннотации[vi].
Влияние культурно-психологических коннотаций на технические параметры бытовых
вещей приводит к тому, что «субъектная функциональность» получает
непосредственное выражение в предметах быта в виде разнообразия форм, цветов,
материалов, которые отягощают вещь своими коннотациями, а также в таких
практиках как коллекционирование, создание гаджетов, автоматизация,
персонализация, серийность. «Субъектная функциональность» также влияет на
процесс производств вещей, выступая критерием изменения их характеристик, срока
службы предмета, вариантов и моделей одного и того же предмета. Ж. Бодрийяр
отрицательно оценивает влияние «субъектной функциональности» на производство и
считает, что она тормозит совершенствование вещей, так как стимулирует вложение
средств во второстепенные детали, удовлетворяющие психологические запросы
потребителей. «Субъективная функциональность» имеет вид адаптивности вещей к «живо переживаемой, но несущественной системе
социализированных или бессознательных, культурных или практических потребностей»,
имеющих психологическую, точнее бессознательную, природу[vii].
Итак,
функциональность вещи – это ее положение на континууме, на полюсах которого
располагаются «внешняя функциональность» (оценка вещи с точки зрения материальных
результатов ее использования, преодоления трудностей и ограничений, налагаемых
человеческой природой) и «субъектная функциональность» (оценка с точки зрения
успокоения страхов, поддержания самопредставлений, построения контактов).
Поскольку
все «поле потребления» Бодрийяр определяет через «субъективную
функциональность», необходимо рассмотреть эту важную форму ее проявления
подробнее. Отличительной чертой этого типа функциональности и одновременно
современного способа существования вещей Бодрийяр считает серию. Серия вещей в
понимании Бодрийяра – это система, структурированная в соответствие с
коннотациями, которые несёт субъектная функциональность[viii].
В серийности проявляется господство (или, что вернее, попытка господства)
человека над ограниченностью его практических возможностей и смертностью с
помощью введения «меток объективного, рационального, освоенного пространства»,
которое противопоставляется иррациональному страху. В связи с этим появляются
орудийные серии, означающие овладение миром, психологические серии, означающие
овладение временем, а также серии вещей, означающих те или иные ценности
современного западного общества и даже внешнюю функциональность[ix].
Коннотации серий, по Бодрийяру, являются идеологическими значениями.
Данное выше
определение серийности и роли серий для ориентации индивида в пространстве и
времени позволяет нам предположить, что субъектная функциональность является
идеологией в том смысле, в котором об идеологии говорил К. Гирц. Он определил
идеологию как «схематичные образы социального порядка», культурные шаблоны
поведения, которые активизируются тогда, «когда информации не хватает, когда
отсутствуют руководства для поведения или чувства»[x].
Идеология как символическая система появляется, когда какая-то сфера становится
автономной, и индивидам требуются специальные модели поведения, чтобы «стало
возможным целесообразное действие». В своих работах Ж. Бодрийяр как раз и
фиксирует ситуацию автономизации сферы потребления и формирования
специфического поведения индивида как потребителя.
Итак,
«функциональность» суживается до «субъектной функциональности», которая
является идеологией потребления, задавая шаблоны поведения индивида в этой
сфере.
Таким
образом, функциональность вещи – это идеологический конструкт, который создается
с помощью использования определенных коннотаций. Функциональность предстает как
континуум, на полюсах которого идеально-типические «внешняя функциональность» и
«субъектная функциональность». То есть не существует абсолютной
функциональности, как и абсолютной дисфункциональности, тот или иной
идеологический конструкт функциональности будет более или менее успешен в
зависимости от того, насколько удачно при его построении было осуществлено
символическое образование, необходимое для построения идеологической системы.
Таким образом, изучать трансформацию функциональности в глазах потребителей
необходимо как динамику идеологий, что предполагает анализ социальных корней
смыслов и лингвистических приемов, используемых при создании того или иного
конструкта «функциональности».
Папушина Юлия Олеговна – ассистент кафедры МиМ Пермского государственного
технического университета, аспирант кафедры общей социологии ГУ-ВШЭ, г. Москва.
papush@rmc.edu.ru